Мисс Благоразумие - Страница 2

В свои тридцать четыре года Флинн еще не попадался в брачную мышеловку, однако он считал, что если мужчина будет слишком уж осторожничать, то жизнь потеряет всякую привлекательность.

— Ты меня не слушаешь, — с упреком сказала Молли.

— Не только слушаю, но и смотрю. Можешь мне поверить, у тебя самые лучшие ножки на всем Среднем Западе, а возможно, и во всей стране. Причем это объективное мнение большого знатока ног.

— Макгэннон!

В первый день их знакомства Флинн подумал, что пунцовый цвет — естественный цвет кожи Молли, так она смущалась и нервничала на всем протяжении собеседования по поводу работы. Сейчас Мисс Благоразумие стала не такой чопорной и правильной, как раньше, но в данный момент на ее щеках вновь вспыхнул румянец.

— Нет, — твердо сказала она.

— К чему именно относится твое «нет»? — Флинн встал.

— Убери это выражение из глаз, Макгэннон! Сейчас же!

Он сделал шаг по направлению к ней. Она не только не испугалась, но еще и уперлась руками в бока, заняв, одним словом, оборонительную позицию. За полгода Молли достигла большого прогресса в их отношениях.

— У тебя самой такое же выражение, — парировал Флинн.

— Ничего подобного!

Но правда была на его стороне: напряжение между ними возросло, когда он сделал еще шаг к ней. И еще.

— Отойди. Иначе, парень, заработаешь фонарь под глаз.

— Правильно, но только если заработаю. И я ни в коем случае не стал бы ничего делать, если бы не был уверен, что нам обоим это понравится. Тебе стоит лишь сказать «нет», и я буду вести себя смирно, как овечка. Клянусь.

Однако Молли не сказала «нет». И когда оказалась прижатой к стене, то прибегла к своему любимому средству защиты: к логике.

— Мне нравится эта работа, и я не хочу ее потерять, — пролепетала она.

— Значит, тогда нас двое. Ты мне стала настолько необходимой, что без тебя я пропаду. И это не шутка, я на самом деле так считаю. В первый же день я тебе сказал, что я — бесчувственный чурбан, но способен учиться. И если сделаю что-то такое, что будет тебе неприятно, ты должна мне так и сказать.

— Все не так просто, и ты это знаешь. Связь между людьми на работе никогда не приводит к добру. Один остается обиженным, а другой оказывается без работы.

— Это совсем не обязательно, если оба честны друг с другом и играют по одним и тем же правилам.

— Слово «правило» совсем не в твоем вкусе, Флинн. Ты любишь беспорядок. Это не значит, что его любят все. Некоторые не могут просто прыгнуть с кем-то в постель, а на следующее утро вести себя как ни в чем не бывало.

— Вообще-то я не думал о том, чтобы «прыгнуть в постель». Ну, почти не думал. Но готов уважать твою приверженность кольцам, словам обета и всякому такому… — Он повел рукой, обозначая свою отстраненность от этих чуждых ему понятий. — На самом деле у меня на уме был всего-навсего поцелуй. Хочу проверить, не является ли предыдущий каким-то отклонением от нормы.

— Отклонением от нормы?

— Ну да. В тот раз ты заставила меня поволноваться. Поцеловав тебя с невинной жалостью, я так воспламенился, что даже сам этого не ожидал… Я, который, уж можешь мне поверить, многое повидал в жизни.

— Охотно верю.

— Я определенно не привык влюбляться с первого поцелуя. Думаю, ты застала меня в минуту слабости. Но я хочу убедиться в этом. И если наш второй поцелуй никак меня не зацепит, я готов оставить эти глупости.

— Флинн…

Молли знала, с какой легкостью ее босс произносит слово «люблю».

«Люблю жгучий перец, шуршащий листьями осенний парк, жареный миндаль, сотрудника, решившего заковыристую задачу, и всех-всех щенков», — заявил он вчера. И все это в одном ряду…

А между тем он уже стоял прямо перед ней. Жалюзи были опущены, чтобы лучи послеполуденного октябрьского солнца не били в окна. Мерцал экран компьютера Флинна, факс с шумом выплевывал рекламные листки, дверь в офис была распахнута.

Молли не назовешь коротышкой, но Флинн, стоя рядом, прямо-таки возвышался над ней. Внешне он больше походил на древних шотландских воинов, чем на современного цивилизованного человека. У него были глаза, пронзавшие собеседника, словно голубые лазерные лучи, широкие плечи, густые, непослушные волосы цвета темной корицы, которые никогда не выглядели причесанными. Одежде он явно не придавал никакого значения: носил потертые джинсы и почти всегда — черную футболку с длинными рукавами и обтрепанным воротом. Делать что-то общепринятое Флинну, по-видимому, даже в голову не приходило.

Сейчас он стоял перед ней на расстоянии одного шага и не двигался. Человек, пренебрегавший нравственными принципами, Флинн никогда не переступал определенных границ. Будучи хозяином фирмы, он, похоже, считал, что факт владения компанией является случайным обстоятельством, и обращался с персоналом так, словно это была команда равных игроков, где его голос весил не больше, чем голос кого-либо другого. Принятый Флинном стиль управления не значился ни в одном известном Молли своде правил, и она постепенно привыкала к нему. Ей нравился его кодекс поведения с женщинами: Флинн никогда не вынуждал женщину поступать так, как хотелось бы ему.

Она вспомнила, как однажды он назвал себя некрасивым. Возможно, Флинн даже верил в это — его одежда свидетельствовала или о полной слепоте, или о непонимании собственной привлекательности. Конечно, черты его лица вряд ли соответствовали каким-либо классическим канонам красоты, и все же это был самый сексапильный мужчина из всех, кого она знала! Его синие глаза могли ласкать женщину еще до того, как их хозяин к ней прикоснется, его губы могли соблазнить даже монахиню. Флинн был настоящий мужчина, и пренебречь его непреодолимой, земной сексуальностью Молли не удавалось, хотя, видит Бог, она пробовала.